Я хочу рассказать о человеке редкой души, о моей бабушке. Может, потому и Русь называют святой, что были и есть у нас такие люди как моя бабушка.
Детство и юность
Моя бабушка Анна Петровна Пашкина родилась 3 февраля 1891 года в богатом селе Кануевка Безенчукского района Самарской губернии. Отец ее, а мой прадед, Петр Иванович Пашкин был человеком строгого нрава, главой большой семьи. Детей воспитывал в строгости. Аня была его любимой дочкой. Всего детей было шестеро. Вся семья была в ежедневных заботах по хозяйству, в селе Пашкины считались зажиточными крестьянами. В хозяйстве у них было все: коровы, овцы, лошади, поля с пшеницей, льном, бахчи с арбузами, большой фруктовый сад, не говоря уже о картошке и прочем. Поэтому в старости, когда мы что-нибудь хотели купить в магазине, бабушка сокрушенно говорила: «Все бы вам купить, да купить».
Петр Иванович был человеком трезвым, но однажды, как вспоминала бабушка, выгодно продав на ярмарке урожай пшеницы, пропил все деньги в трактире.
О своей матери Ольге Архипьевне Филатовой бабушка рассказывала мало. Возможно, потому, что мать рано умерла. Ольга Архипьевна была женщиной редкой красоты. Когда она выходила из дома, то от застенчивости вынуждена была закрывать лицо платком. Но у меня сложилось впечатление, что была она женщиной несчастливой в браке, так как муж Петр Иванович похаживал в селе к другой женщине, за что Ольга била полюбовнице окна в доме. О мачехе Дуне бабушка ничего не рассказывала.
Бабушка год или два проучилась в селе в церковно-приходской школе, лучше всех в классе знала Закон Божий. Всего в классе было 40 ребят. Были учебники по Закону Божьему. Батюшка всегда спрашивал ее на уроке первой: «Ну как, Пашкина, расскажи, что сегодня выучила! Вот молодец!». В школе также преподавали чтение, математику, чистописание, географию, зоологию.
Бабушка до глубокой старости помнила имена своих школьных учителей. Первую учительницу звали Лидия Владимировна, вторую – Анна Ивановна. Коса у нее была длинная: «Ходит по классу, а коса у нее по полу волочится», – вспоминала бабушка. Фамилию, имя и отчество третьего учителя бабушка запомнила полностью. Его звали Павел Иванович Пяташин.
Школа была четырехклассной. Но мало кто из деревенских ребят проходил весь курс наук. В основном учились два-три года самому необходимому – читать, писать. Для тех, кто проучился все четыре года, устраивали экзамен. На экзамен приезжали городские начальники.
При школе был детский хор. Ребята пели по праздникам в церкви на клиросе. Предварительно в школе бывали спевки до десяти-двенадцати часов вечера. Однажды отец рассердился: «Где ты болтаешься по ночам?». На что бабушка гордо ответила, что была в школе на репетиции.
Судя по прекрасному образному языку бабушкиных рассказов, она обладала несомненными литературными способностями. Тяжелый физический труд не заглушил в ней поэтического восприятия жизни. Говорила она немного нараспев, что придавало ее рассказам еще большую задушевность. Вот, например, как бабушка вспоминала о поездке на покос, уже будучи замужем (цитируется по магнитофонной записи 1977 года):
«Летом ездили на покос. Луга снимали за селом Катериновкой. Отец любил меня с собой брать, я хорошо косила. Брали девчонку в няньки – сына маленького нянчить. Пекли хлеб на неделю.
Приезжаем на покос. Народу много приехало. Трава высокая, цветет. Благоухание какое! Какой воздух хороший! Расставили балаганы. Мужчины стали косы отбивать – звон на все поле! Женщины котелки навешивают, ужин варить.
Ночь прошла спокойно. Утром встали – сразу за косы взялись. Косы наточены. До обеда косили траву. Пришли – обед надо варить.
Траву выкосили за неделю, посылаем за хлебом в деревню. Бабушки там напекут всего и нам присылают.
Трава на поле высохнет – надо ее в стога метать. Вот, наконец, все убрали, стогов много наметали. На всю зиму хватит скотине. Сели на возы на сено, приехали в деревню».
Откуда было взяться этой поэзии языка, когда ежедневный тяжелый физический труд до седьмого пота, казалось бы, должен вымотать все силы?
Вставала в четыре утра, надо было коров в стадо отогнать, а потом и пошел, завертелся день…
Бабушка по хозяйству умела все: печь хлеб, прясть на прялке шерсть, выделывать и ткать лен, шить, вязать, и всегда обшивала свою семью. Все было свое, в лавку ходили только за солью и сахаром.
Бабушка говорила, что в селе только два дома жили бедно: одинокая вдова с ребенком да пьяница беспробудный.
Всего у бабушки было семеро детей, из них четверо умерли в детском возрасте. Остались живы старший сын – первенец Михаил и две дочери Мария и Антонина (моя мама), с которыми по очереди бабушка и коротала свою старость.
Семейная жизнь
Рассказывала бабушка и о том, что выйти замуж по любви ей не пришлось, родители были против. Звали ее любимого человека Дмитрий Федорович. Он жил в деревне Катериновка, по соседству. Родом был из глухой деревушки Владимировка. Семья у них была большая, и Дмитрий Федорович приехал в Катериновку, работал приказчиком в лавке.
У бабушки с ним не было даже ни одного свидания, встречались мимоходом или в церкви или на улице, но оба знали, что любят друг друга. Однако родители бабушки сказали: «Куда мы отдадим Аню за него? Ни своего угла у него нет, ничего. Нет, не будем». И не отдали. «Не спрашивали тогда нашего брата, – поясняла бабушка, – как хотели отец с матерью, так и делали. Если бы родители благословили, то пошла бы за него с радостью. А раз нет, значит нет».
Бабушку выдали замуж за вдовца Корясова Василия Ивановича. С Дмитрием Федоровичем встречи стали совсем редкими. Однажды он приехал в Кануевку на свадьбу сельчан. «С каким восторгом я нагляделась тогда на него в церкви, пока шло венчание!» – рассказывала бабушка. А потом, когда Дмитрий Федорович уезжал, она стояла на крыльце, помахала ему рукой, и он ей. Вот и все.
Долгое время Дмитрий Федорович не женился. Позже за него вышла замуж сестра бабушки Поля, после того, как у нее на I мировой войне пропал без вести муж. Но Поля недолго с ним прожила. Дмитрий Федорович часто бывал в разъездах по службе. Однажды, уезжая, он сказал жене «прощай» вместо «до свидания».
– Почему ты со мной прощаешься? – спросила Поля.
– Да так просто.
Однако, уехав, он через несколько дней заболел и умер на чужой стороне… Вот такая история.
Муж Василий Иванович относился к бабушке хорошо, уважительно, детей любил (особенно мою маму Антонину), но бабушка через всю свою жизнь пронесла любовь к Дмитрию Федоровичу. Об этом она рассказала мне за три года до своей смерти (умерла она в 1980 г. на 89-м году жизни).
В Кануевке была красивая церковь. Каждое воскресенье ходили к заутрене. «С каким восторгом, бывало, бежишь под колокольный звон! Люди идут все нарядные», – вспоминала бабушка. Но Пасху особенно праздновать было некогда. Попразднуют дня три, потом уезжают в поле – пахать и сеять хлеб. Жили на пахоте неделю, а то и две.
Первый раз в жизни бабушка увидела самолет (а точнее, услышала шум его мотора), тоже живя в Кануевке. Все сельчане выбежали из домов, глядят в небо, а самолет уже улетел.
Первые конфеты (это были дешевые подушечки) бабушка попробовала на свадьбе своей старшей сестры. Объевшись невиданным лакомством, девушки потом мучились животами.
Эти конфеты бабушка очень любила и в старости. А из цветов больше всего любила анютины глазки, может быть, потому, что они связаны с ее именем.
Пришли другие времена
Об Октябрьской революции бабушка толком мне ничего сказать не могла, несмотря на мои расспросы. Перемену в общественной жизни она заметила, только когда по селу стали ходить с плакатами невесть откуда взявшиеся комсомольцы, которые распевали богохульные частушки. Верующие огорчались: «Ты погляди, что безбожники вытворяют!»
Священников выселили из их дома, там сделали клуб, провели радио. Из окон этого клуба было слышно, как молодежь агитирует против Бога.
Семью бабушки тоже выгнали из дома, посчитав их кулаками. С собой ничего не разрешили взять, даже продукты из погреба не дали. Такой безрассудной была политика государства, истреблявшего цвет крестьянства.
Бабушку с детьми приютила в своем доме ее приятельница. Жили в сенях. Добрые люди посоветовали Василию Ивановичу уезжать из села, пока жив. Он уехал в Тамбов, устроился на работу конюхом. Потом через третьи руки передал бабушке письмо, чтобы она выезжала с детьми к нему в Тамбов.
Бабушка, попросив у соседей лошадь, ночью тайком выехала из села на пристань. На пристани оказалось, что у нее не хватает денег на билеты на пароход. Она бегала по пристани, предлагая купить у нее детские валенки. Продав их, купила билеты. На пароходе плыли до Сызрани. Потом на поезде – до Тамбова.
Приехали, спрашивает: «Здесь Корясов живет?». «Да, ушел по делам, скоро вернется». Так семья воссоединилась. Бабушка устроилась на работу. Сначала – в автошколу. Но туда было далеко ходить, и она перешла в детский сад уборщицей. «Заведующая там была хорошая, – вспоминала бабушка. – Звали ее Софья Романовна».
Зарплата в детском саду была небольшой – тридцать рублей, но питание сначала было бесплатное. Девочки Маша и Тоня тоже ходили в этот детский сад и были сыты. Бабушка была за них спокойна.
Но семья жила так бедно, что у девочек не было даже нижнего белья. Выручила Софья Романовна: дала бабушке старые халаты, и она сшила дочкам трусики.
Когда моя мама (Тоня) пошла в школу, то часто, голодная, она перед уроками заходила в детский сад. Повариха украдкой давала ей в руки горячую лепешку, и мама, обжигаясь, съедала ее. Дома частенько пекли оладьи из картофельных очисток, которые бабушка приносила из детского сада. Вот до чего довели некогда богатую семью, жившую своим трудом, новые порядки в стране.
В поисках дополнительного заработка бабушка часто ходила стирать по домам, мыла полы. Вместе с мужем нанимались пилить дрова, делали любую черную работу.
Однажды в богатой семье бабушку попросили запечь в плите окорок. Можно только представить, какое это было испытание для голодной женщины. Самое поразительное, что хозяйка не дала ей ни куска от этой невиданно вкусной еды. Но бабушка до конца дней вспоминала эту хозяйку с благодарностью. И только потому, что она разрешила ей взять домой хрустящие корочки от запеченного в тесте окорока.
Помимо основной работы бабушка еще работала по ночам в детском саду сторожем. Однажды в детский сад забрались воришки. Бабушка испугалась, закрыла воров в помещении и вызвала милицию. Воров забрали. Заведующая выписала ей за этот поступок премию. Но с этого дня бабушка отказалась от работы сторожа.
Однажды к бабушке пришла более богатая знакомая и в связи со своим отъездом оставила ей на хранение мешок муки. Какой, наверное, это был соблазн для всей голодной семьи! Но бабушка не взяла из этого мешка ни горсти.
Василий Иванович приносил откуда-то жмых (выжатые семечки), и голодные дети с жадностью набрасывались на него, а потом долго мучились животами. С одной-единственной конфетой-подушечкой пили по несколько чашек кипятка, чтобы заглушить голод, но от этого только опухали ноги.
Дети болели малярией, корью, моя мама (Тоня) временами слепла.
Лето 1933 года выдалось очень жарким, свирепствовал голод. Люди умирали семьями. Бабушка рассказывала, что вдоль улицы на заборах часами сидели маленькие дети, протянув к прохожим ручки в надежде на подаяние. Но дать им было нечего.
В этот год в бабушкиной семье умерли сразу три человека: старшая дочь Шурочка одиннадцати лет, свекровь и муж Василий Иванович. Шура ничем не болела, но однажды утром бабушка и Мария нашли ее мертвой. Они долго плакали над ней.
А в это время уже заболел дизентерией муж Василий Иванович. Сначала он лежал дома, потом его отправили в больницу. Почти ничего уже не ел, да и принести ему было нечего.
Свирепствовал голод, на рынке стакан молока или одна картошина стоили один-два рубля. Однажды бабушка пошла к своей знакомой, попросила булки, ей дали, она отнесла ее мужу. Потом еще раз пришла, принесла яичко, купленное на рынке, но Василий Иванович уже совсем ничего не ел, ему стало совсем плохо. Всего он пролежал около трех недель и умер. Бабушка пришла к нему в больницу, а его уже унесли из палаты. Бабушка закричала, заплакала…
Умирая, Василий Иванович наказывал бабушке: «А ты, Анюта, береги себя. Собери дома все, что можно продать, продай на рынке и купи себе стакан молока, да булочку. Ты будешь жива, и дети наши будут живы». Так бабушка и делала.
На похороны мужа заняла у соседей десять рублей, у них же одолжила тележку. Вместе с сыном Михаилом взвалили гроб на тележку, повезли на кладбище. По дороге колесо у тележки отвалилось, гроб едва не упал на дорогу… Дорога эта вся слезами бабушкиными была омыта. Вскоре умерла и свекровь.
Из детского сада бабушке пришлось уволиться, так как у сотрудников садика стали высчитывать деньги за питание. Это было невыгодно.
Бабушка устроилась работать санитаркой на малярийную станцию, потом сменила еще ряд работ.
Однажды бабушке разрешили собрать в поле колоски ржи. Она набрала больше пуда, зерно очистила, провеяла, смолола на мельнице: «Ну, слава Богу, у меня своя мука!»
Потом разрешили еще собрать колосья проса. Бабушка и проса набрала полтора пуда. Ободрала, получилось у нее пшено. «Какая я стала богатая! И кашу пшенную могу сварить, и суп пшеном заправить», – вспоминала бабушка.
Автор: Наталья Горскова
