Два месяца (с декабря 2013 г. — по конец января 2014 г.) в библиотеке им. Д. Н. Мамина-Сибиряка демонстрировалась выставка «Императрица Елизавета Алексеевна, супруга победителя Наполеона Александра I». 29 января на заседании клуба «Отечество» пушкиновед Элеонора Сергеевна Лебедева выступила с одноименной лекцией. Статья содержит ее основные тезисы.
13 января 2014 г. исполнилось 235 лет со дня рождения императрицы Елизаветы Алексеевны супруги победителя Наполеона Александра I. Когда называешь имя Елизаветы, нередко спрашивают, а которая Елизавета? Дщерь Петрова или Елизавета Федоровна — сестра последней царицы, ныне прославленная в лике новомучеников? Нет. Но именно Елизавета Федоровна в начале ХХ века обратилась к августейшему историку великому князю Николаю Михайловичу с просьбой написать биографическое исследование об императрице Елизавете Алексеевне, которая была ей очень симпатична, да к тому же находилась с ней в родстве — через Гессен-Дармштадтский дом. Так появилась трехтомная биография Елизаветы Алексеевны, включающая около 900 писем к матери Амалии Баденской за 34 года пребывания в России — бесценный, в том числе исторический, материал. Читаешь письма Елизаветы и не можешь оторваться — перед читателем предстает романтическая героиня, с годами обретающая зрелость мысли, ее живой отклик на события эпохи: внезапную смерть Екатерины II, убийство Павла, «дней Александровых прекрасное начало», 1812 г. и смерть Наполеона, греческое восстание и гибель Байрона, трагедия петербургского наводнения. Внутренняя жизнь царствующего дома и жизнь, как на исторической сцене; брак Елизаветы и Александра современник назвал романом в истории. Действительно, со всеми его перипетиями, распавшийся на многие годы и восстановленный в конце жизни (так что в Таганроге супруги выглядели молодоженами) — это был странный брак. Поэт Вяземский не совсем прав, говоря об Александре I:
«Дитя осьмнадцатого века
Его страстей он жертвой был…».
Нет, августейшие супруги являлись героями новой романтической эпохи, и оба дали Пушкину множество творческих импульсов. В зрелые годы эпиграммы и юношеская ревность к императору были забыты и с особой теплотой звучали в 1833 г. слова о нем в «Медном всаднике», обычно пропускаемые мимо ушей:
«В тот грозный год
Покойный царь еще Россией
Со славой правил…»
Очаровательная баденская принцесса Луиза Мария Августа была приглашена Екатериной II в. качестве невесты ее старшего внука великого князя Александра Павловича в 1792 г. Когда их венчали, жениху было 16, а невесте — 14 с половиной лет. На обручение великокняжеской четы поэт Державин написал оду:
«Амуру вздумалось Псишею
Резвяся, поимать…»
Античный миф о весьма трудном союзе крылатой человеческой души (Психеи) с божеством страстной любви (Амуром) сопровождал потом августейшую чету всю жизнь. Современники называли императора «северным сфинксом», а императрицу — «таинственной тенью» отчасти из-за ее невероятной скромности. Хотя она и являлась супругой победителя Наполеона, царствовала с ним почти четверть века и была, как говорят иностранные дипломаты, одной из самых красивых женщин Европы, однако осталась за скобками исторического сознания современников и потомков. Правда, со стороны виднее. И здесь необходимо привести два удивительных свидетельства: ученый и альпинист Паротт (в 1831—1833 гг. ректор Дерптского университета) при угрозе нашествия Наполеона советует императору Александру на время отсутствия его в армии назначить регентшей Елизавету Алексеевну, способную обеспечить твердый тыл и порядок в государственных делах. Знаменитая французская писательница, гонимая Наполеоном, мадам де Сталь в 1812 г. назвала Елизавету ангелом-хранителем России. Орест Кипренский так ее и изобразил. И прозорливец юный Пушкин в своем панегирике царице пишет:
«Я, вдохновленный
Аполлоном,
Елизавету втайне пел…
Небесного земной свидетель
Воспламененною душой.
Я пел на троне добродетель
С ее приветною красой.
Любовь и тайная свобода
Внушали сердцу гимн
простой,
И неподкупный голос мой
Был эхо русского народа».
Императрица Мария Федоровна не простила Пушкину это «эхо». Сегодня биографы поэта видят в нем главную причину его первой ссылки. Левое крыло декабристов и «Общество друзей Елизаветы», видя в ней сильную государственную личность, планировали переворот с возведением ее на престол (о чем она сама и не помышляла, не видела себя царствующей, а тем более правящей императрицей, в отличие от Марии Федоровны). Но в трудные времена только она была опорой своему августейшему супругу: и в царствование непредсказуемого Павла, и в ночь его убийства в 1801 г., в 1805-м после поражения при Аустерлице, и особенно, когда Наполеон, сидя в разоренной Москве, т. е. в ловушке, трижды предлагал перемирие. «Гроза 1812 года» сделала из Елизаветы глубоко верующую русскую патриотку. Елизавета ощущала Россию как свою родину, старательно изучая историю дома Романовых, работала в архивах и была достойной собеседницей Н. М. Карамзина, а часто и первой слушательницей новых глав «Истории Государства Российского». Существуют ли памятники этой выдающейся личности? Мне известен только один: он появился несколько лет назад и не в России, а в краю, где она родилась, в уютном уголке южной Германии — Баден-Бадене. Автор — народный художник России Салават Щербаков — изобразил ее в виде Музы с томиком Пушкина в руках! На раскрытых страницах читаем: «Я, вдохновленный Аполлоном, Елизавету втайне пел». Германия возвращает себе свою замечательную принцессу вместе с великим русским поэтом. Для внимательного читателя и ценителя искусств в Петербурге и в Царском Селе существует несколько потаенных памятников императрице, созданных придворным скульптором Павлом Соколовым. Это «Девушка с кувшином», это статуи в нишах Сената и Синода (Богословие, Благочестие, Духовное просвещение) и четыре сфинкса на Египетском мосту. У них нежные и совсем неегипетские лица. Раскрытие «тайны» этих памятников принадлежит Л. И. Белозеровой, а скульптурные портреты императрицы подтверждают версию. Одухотворенная красота государыни вдохновляла поэтов, скульпторов и художников. Кипренский говорил, что счастлив, что живет в эпоху несравненной Елизаветы. Она была любимой моделью знаменитой Виже-Лебрен. Пушкин знал ее портреты, и на них часто ориентировался. Портрет работы Ж. Монье кажется иллюстрацией к следующему эпизоду из поэмы «Руслан и Людмила»:
«Напрасно зеркало рисует
Ее красы, ее наряд:
Потупя неподвижный взгляд,
Она молчит, она тоскует».
Последние 20–30 лет набирает силу мысль о том, что императрица — муза Пушкина, что притязания поэта были очень высоки. Как же так, спросят некоторые. Разве не Наталья Николаевна — муза Пушкина, не жена? Поэзия Пушкина так отвечает на этот вопрос: муза Пушкина — не собственная супруга, но супруга императора Александра I. Согласитесь, этот сюжет словно сцена из рыцарских времен, поэт сознавал себя рыцарем императрицы, «рыцарем бедным». Первой высказала эту мысль еще в 1960-е гг. Кира Павловна Викторова, но советское пушкиноведение ее отвергло с порога. Обложка ее книги, опубликованной в 1999 г., «Неизвестный или непризнанный Пушкин» весьма оригинальна: глаз Елизаветы Алексеевны, очаровательный, небесно-голубой, в густых темных ресницах. Художник Д. И. Евреинов создал эту эмаль в древнеегипетском стиле. Пушкин знал, конечно, комплимент Державина: «тихий нрав и, как приятный луч, Елизаветин взор» и видел миниатюру Евреинова.
«Все сокровища Востока
не стоят сладостных лучей
Ее полуденного ОКА!»
О волшебном взоре и волшебном голосе Елизаветы говорили многие.
«Вы помните, когда возник Лицей
И царь открыл для нас
чертог царицын…»
В ореоле молодости, красоты и царственного величия предстала перед воспитанниками августейшая чета на открытии Царскосельского Лицея. Гремел гимн «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас». С первого взгляда двенадцатилетний Александр Пушкин влюбился в Елизавету и не он один.
Толпою нашею окружена,
Приятным сладким голосом
бывало
С младенцами беседует она…»
Ее сердечность, доброта согревали сердца отроков, оторванных от матерей. Позже в михайловской ссылке он набросал довольно странный этюд: «Когда б я был императором, то вызвал бы Пушкина и сказал ему…». То есть поэт менялся местами с царем. Исследователи не заметили, что фантазии в этом роде посещали его еще в Лицее.
«Недавно обольщен
прелестным сновиденьем
В венце сияющем царем
я мнил себя:
Мечталось, я любил тебя —
И сердце билось
наслажденьем».
Есть у Пушкина очаровательный рисунок в черновиках «Барышни-крестьянки». Трое юношей смотрят вслед уходящей даме, напоминающей Елизавету на картине Джорджа Доу. Это заставляет обратиться к описанному Иваном Пущиным происшествию 5 сентября 1814 г. в день тезоименитства государыни. Воспитанники Пущин, Пушкин и Малиновский, с горя по причине отсутствия самой государыни, устроили пирушку с ромом, были
застигнуты и занесены в «Черную книгу».
«Вы помните, как Вакху
приносили
Безмолвную мы жертву
в первый раз,
Как мы впервой все трое
полюбили,
Наперсники, товарищи
проказ».
Цикл лицейских элегий о безответной любви связывали с именем фрейлины Екатерины Бакуниной, старшей сестры воспитанника Александра Бакунина. Но Кира Викторова обратила внимание на дневниковую запись Пушкина, где он твердою рукой вычеркивает имя Бакуниной. Вот эта запись: «29 ноября. Я счастлив был… Нет, я вчера не был счастлив; поутру я мучился ожиданием, с неописанным волнением стоя под окошком, смотрел на снежную дорогу — ее не видно было — наконец я потерял надежду, вдруг нечаянно встречаюсь с ней на лестнице. Сладкая минута! Как она была мила! Как черное платье пристало милой Бакуниной, но я не видел ее 18 часов — ах, но я был счастлив 5 минут». Встреча на лестнице произошла 28 ноября 1815 г., в тот самый день, когда Елизавета приезжала в Лицей и была в трауре по своему зятю — принцу Брауншвейгскому-то есть в черном платье. В лицейских элегиях появляются трагические мотивы — поэт хочет оставить этот мир.
«Прости, печальный мир,
Где темная стезя над
бездной для меня лежала,
Где жизнь меня не утешала,
Где я любил, где мне любить
нельзя!»
Мотив любви юноши к женщине, недоступной и высокопоставленной, возникнет потом не раз. Однажды в Кишиневе писал он своему ревнивому другу Алексееву:
«Она прелестная Лаура,
Да я в Петрарки не гожусь».
Не годился, видно, для других дам и девиц из шутливого «донжуанского» списка:
«Я не хочу седлать коня Пегаса
Я не хочу из дам наделать муз».
За него это сделали пушкиноведы. Но большой поэт всегда хранит в душе «один святой залог, одно божественное чувство», подобно Петрарке или Данте. С отроческих лет Пушкин пронес поклонение, обожание, — сначала сумасшедшую мальчишескую влюбленность, дикую ревность к императору (она его любит), бешенство и гнев против него (он ее покинул). В черновом (неотправленном, конечно) письме Александру I поэт признается, что хотел убить его. Образ Елизаветы, связанный с жизненными реалиями, в поэзии проходил свою трансформацию от недоступного идеала до благоговейных воспоминаний об умершей возлюбленной. Биографы Пушкина выдвигали целый список на роль «утаенной любви» поэта. Тут и Мария Раевская, и Елизавета Воронцова, Екатерина Карамзина и Авдотья Голицына, Софья Потоцкая и Евпраксия Вульф и даже… Ольга Калашникова. Но все эти женщины жили долго и благополучно пережили так или иначе прославившего их поэта. Но та, «которая была мне в мире богом», «утаенная любовь» прошла через всю его жизнь, покинула этот мир раньше его и была оплакана им. Все это осталось в его стихах. В Болдинскую осень, перед женитьбой, он прощался с ней, вернее, уже с воспоминаниями о ней:
«В последний раз твой образ
милый
Дерзаю мысленно ласкать…»
«Уж ты для своего поэта
Могильным сумраком
одета…»
«Зову тебя не для того,
Чтоб укорять людей,
чья злоба
Убила друга моего,
Иль чтоб изведать тайны гроба…».
А «тайны гроба» имели место, и Пушкин, как многие, пытался их разгадать. В Болдине он рисовал похоронную процессию, явно по мотивам похорон императрицы. В ночь с 3 на 4 мая государыня скончалась по дороге из Таганрога при более чем странных обстоятельствах, и еще полгода не минуло со дня внезапной кончины государя. Потрясенные современники гадали (и мы гадаем): своей ли смертью умерли августейшие супруги? Или были отравлены? Или же таинственно скрылись в монастырь, ушли в странничество? И значит, где-то живут?
«Цветок засохший,
безуханный,
Забытый в книге вижу я…
И жив ли тот, и та жива ли?
И нынче где их уголок?
Или уже они увяли,
Как сей неведомый цветок?»
В творчестве Пушкина последних лет мы находим отравление царевны, погубление царицы и царевича, скрывшихся в народе властителей, умершую возлюбленную… Еще в 1823 г. на юге, видимо, услыхав о предложении Павла Пестеля лишить жизни всех Романовых (13 человек), в том числе Елизавету, Пушкин рисовал склоненную под меч ее кудрявую голову и писал: «Придет ужасный час…». В 1829 г. по дороге на Кавказ он посетил место кончины государыни, городок Белев, где в память о ней и на нее средства был открыт Вдовий дом. Временами он верил, что она не умерла, а скрылась в пустыни, в затворе. Образ незабвенной Елизаветы искоренить из его души было не под силу ни «прелестницам младым», ни так называемому погибельному счастью, ни теще, ни московским сплетницам. Это был другой уровень чувств, другой строй мыслей. И в ее любимом Царском Селе, куда он бежал от них, встречала его Муза, сидящая «над вечной струей».
